Неточные совпадения
— Ну что за охота
спать! — сказал Степан Аркадьич, после выпитых за ужином нескольких
стаканов вина пришедший в свое самое милое и поэтическое настроение. — Смотри, Кити, — говорил он, указывая на поднимавшуюся из-за лип луну, — что за прелесть! Весловский, вот когда серенаду. Ты знаешь, у него славный голос, мы с ним спелись дорогой. Он привез с собою прекрасные романсы, новые два. С Варварой Андреевной бы спеть.
Амалия Ивановна, когда в нее, при громком смехе присутствовавших,
попал стакан, тоже не выдержала в чужом пиру похмелья.
Несколько часов ходьбы по улицам дали себя знать, — Самгин уже
спал, когда Анфимьевна принесла
стакан чаю. Его разбудила Варвара, дергая за руку с такой силой, точно желала сбросить на пол.
Приятно волнующее чувство не исчезало, а как будто становилось все теплее, помогая думать смелее, живее, чем всегда. Самгин перешел в столовую, выпил
стакан чаю, сочиняя план рассказа, который можно бы печатать в новой газете. Дронов не являлся. И, ложась
спать, Клим Иванович удовлетворенно подумал, что истекший день его жизни чрезвычайно значителен.
Лакей вдвинул в толпу стол, к нему — другой и, с ловкостью акробата подбросив к ним стулья, начал ставить на стол бутылки,
стаканы; кто-то подбил ему руку, и одна бутылка,
упав на
стаканы, побила их.
«Кошмар», — подумал он, опираясь рукою о стену, нащупывая ногою ступени лестницы. Пришлось снова зажечь спичку. Рискуя
упасть, он сбежал с лестницы, очутился в той комнате, куда сначала привел его Захарий, подошел к столу и жадно выпил
стакан противно теплой воды.
Она величественно отошла в угол комнаты, украшенный множеством икон и тремя лампадами, села к столу, на нем буйно кипел самовар, исходя обильным паром, блестела посуда, комнату наполнял запах лампадного масла, сдобного теста и меда. Самгин с удовольствием присел к столу, обнял ладонями горячий
стакан чая. Со стены, сквозь запотевшее стекло, на него смотрело лицо бородатого царя Александра Третьего, а под ним картинка: овечье стадо
пасет благообразный Христос, с длинной палкой в руке.
Самгин ошеломленно опустил руки, пальто
упало на пол, путаясь в нем ногами, он налил в
стакан воды, подал ей порошок, наклонился над ее лицом.
— На этом разве можно писать? — спросил Обломов, бросив бумагу. — Я этим на ночь
стакан закрывал, чтоб туда не
попало что-нибудь… ядовитое.
В каютах, то там, то здесь, что-нибудь со стуком
упадет со стола или сорвется со стены, выскочит из шкапа и со звоном разобьется —
стакан, чашка, а иногда и сам шкап зашевелится.
— Нет, нет, нет! — вскричал вдруг Иван, — это был не сон! Он был, он тут сидел, вон на том диване. Когда ты стучал в окно, я бросил в него
стакан… вот этот… Постой, я и прежде
спал, но этот сон не сон. И прежде было. У меня, Алеша, теперь бывают сны… но они не сны, а наяву: я хожу, говорю и вижу… а
сплю. Но он тут сидел, он был, вот на этом диване… Он ужасно глуп, Алеша, ужасно глуп, — засмеялся вдруг Иван и принялся шагать по комнате.
Дежурный проворно вышел. Я допил
стакан чаю, лег на диван и заснул. Я
спал часа два.
Он на другой день уж с 8 часов утра ходил по Невскому, от Адмиралтейской до Полицейского моста, выжидая, какой немецкий или французский книжный магазин первый откроется, взял, что нужно, и читал больше трех суток сряду, — с 11 часов утра четверга до 9 часов вечера воскресенья, 82 часа; первые две ночи не
спал так, на третью выпил восемь
стаканов крепчайшего кофе, до четвертой ночи не хватило силы ни с каким кофе, он повалился и проспал на полу часов 15.
Понаслаждался, послушал, как дамы убиваются, выразил три раза мнение, что «это безумие»-то есть, не то, что дамы убиваются, а убить себя отчего бы то ни было, кроме слишком мучительной и неизлечимой физической болезни или для предупреждения какой-нибудь мучительной неизбежной смерти, например, колесования; выразил это мнение каждый раз в немногих, но сильных словах, по своему обыкновению, налил шестой
стакан, вылил в него остальные сливки, взял остальное печенье, — дамы уже давно отпили чай, — поклонился и ушел с этими материалами для финала своего материального наслаждения опять в кабинет, уже вполне посибаритствовать несколько, улегшись на диване, на каком
спит каждый, но который для него нечто уже вроде капуанской роскоши.
Кетчер рассказал ему, в чем дело, офицер в ответ налил мне
стакан красного вина и поблагодарил за доверие, потом отправился со мной в свою спальню, украшенную седлами и чепраками, так что можно было думать, что он
спит верхом.
Молодой, красивый немец…
Попал в притон в нетрезвом виде, заставили его пиво пить вместе с девками. Помнит только, что все пили из
стаканов, а ему поднесли в граненой кружке с металлической крышкой, а на крышке птица, — ее только он и запомнил…
Она
упала без чувств ему на руки. Он поднял ее, внес в комнату, положил в кресла и стал над ней в тупом ожидании. На столике стоял
стакан с водой; воротившийся Рогожин схватил его и брызнул ей в лицо воды; она открыла глаза и с минуту ничего не понимала; но вдруг осмотрелась, вздрогнула, вскрикнула и бросилась к князю.
Сели опять в ту же двухсестную карету и поехали, и государь в этот день на бале был, а Платов еще больший
стакан кислярки выдушил и
спал крепким казачьим сном.
Платов ничего государю не ответил, только свой грабоватый нос в лохматую бурку спустил, а пришел в свою квартиру, велел денщику подать из погребца фляжку кавказской водки-кислярки [Кизлярка — виноградная водка из города Кизляра. (Прим. автора.)], дерябнул хороший
стакан, на дорожний складень Богу помолился, буркой укрылся и захрапел так, что во всем доме англичанам никому
спать нельзя было.
Притащили Домнушку из кухни и, как она ни упиралась, заставили выпить целый
стакан наливки и поставили в круг. Домнушка вытерла губы, округлила правую руку и, помахивая своим фартуком, поплыла
павой, — плясать была она первая мастерица.
Рачителиха еще смотрела крепкою женщиной лет пятидесяти. Она даже не взглянула на нового гостя и машинально черпнула мерку прямо из открытой бочки. Только когда Палач с жадностью опрокинул
стакан водки в свою
пасть, она вгляделась в него и узнала. Не выдавая себя, она торопливо налила сейчас же второй
стакан, что заставило Палача покраснеть.
Та принесла ему густейших сливок; он хоть и не очень любил молоко, но выпил его целый
стакан и пошел к себе
спать. Ему все еще продолжало быть грустно.
Она достала с нижней полки шкафа, из-за головы сахару,
стакан водки и два огромные ломтя хлеба с ветчиной. Все это давно было приготовлено для него ее заботливой рукой. Она сунула ему их, как не суют и собакам. Один ломоть
упал на пол.
— Ах, забияка! Вот я тебя! — и стучит в стекло пальцем на воробья, который синичку клюнул… Затем идет в кабинет и работает. Перед обедом выходит в лес гулять, и за ним три его любимые собаки: Бутылка,
Стакан и огромная мохнатая Рюмка, которые были приучены так, что ни на одну птицу не бросались; а после обеда
спит до девяти часов.
Жил на свете таракан,
Таракан от детства,
И потом
попал в
стакан,
Полный мухоедства…
Туберозов, отслужив обедню и возвратившись домой, пил чай, сидя на том самом диване, на котором
спал ночью, и за тем же самым столом, за которым писал свои «нотатки». Мать протопопица только прислуживала мужу: она подала ему
стакан чаю и небольшую серебряную тарелочку, на которую протопоп Савелий осторожно поставил принесенную им в кармане просфору.
Ее взгляд
упал на подсунутый уличным торговцем
стакан прохладительного питья; так как было действительно жарко, она, подумав, взяла
стакан, напилась и вернула его с тем же видом присутствия у себя дома, как во всем, что делала.
Девушка наскоро выпила
стакан чаю и начала прощаться. Она поняла, кажется, в какое милое общество
попала, особенно когда появилась Мелюдэ. Интересно было видеть, как встретились эти две девушки, представлявшие крайние полюсы своего женского рода. Мелюдэ с нахальством трактирной гетеры сделала вид, что не замечает Анны Петровны. Я постарался увести медичку.
Выпив молча
стаканов шесть, Кузьмичов расчистил перед собой на столе место, взял мешок, тот самый, который, когда он
спал под бричкой, лежал у него под головой, развязал на нем веревочку и потряс им. Из мешка посыпались на стол пачки кредитных бумажек.
Мальчик, стриженый, в серой блузе, подал Лаптеву
стакан чаю без блюдечка; немного погодя другой мальчик, проходя мимо, спотыкнулся о ящик и едва не
упал, и солидный Макеичев вдруг сделал страшное, злое лицо, лицо изверга, и крикнул на него...
Пробка хлопнула, ударилась в потолок и
упала на стол. Задребезжал
стакан, задетый ею…
Илья улыбался, глядя на рябое лицо и широкий, постоянно вздрагивающий нос. Вечером, закрыв магазин, Илья уходил в маленькую комнатку за прилавком. Там на столе уже кипел самовар, приготовленный мальчиком, лежал хлеб, колбаса. Гаврик выпивал
стакан чаю с хлебом и уходил в магазин
спать, а Илья сидел за самоваром долго, иногда часа два кряду.
Судьба меня душит, она меня давит…
То сердце царапнет, то бьёт по затылку,
Сударку — и ту для меня не оставит.
Одно оставляет мне — водки бутылку…
Стоит предо мною бутылка вина…
Блестит при луне, как смеётся она…
Вином я сердечные раны лечу:
С вина в голове зародится туман,
Я думать не стану и
спать захочу…
Не выпить ли лучше ещё мне
стакан?
Я — выпью!.. Пусть те, кому спится, не пьют!
Мне думы уснуть не дают…
Принесла я тебе
стакан, а ты уж лежишь на диване и
спишь как убитый.
«А вот видишь, — говорят, — вы всё меня уверяете, что он глуп. Вы все на него
нападаете, а он верный человек. Прикажи, — говорят, — ему сейчас от меня
стакан вина поднести и поблагодарить».
Григорий выпил шестой
стакан браги, словно развеселился и стал все засовывать руку за спину жене, стараясь ее как бы обнять; но смелости у него на это недоставало, и рука в половине своего эротического движения
падала на лавку сзади Насти.
Наконец господин Голядкин улегся совсем. В голове у него шумело, трещало, звонило. Он стал забываться-забываться… силился было о чем-то думать, вспомнить что-то такое весьма интересное, разрешить что-то такое весьма важное, какое-то щекотливое дело, — но не мог. Сон налетел на его победную голову, и он заснул так, как обыкновенно
спят люди, с непривычки употребившие вдруг пять
стаканов пунша на какой-нибудь дружеской вечеринке.
Ничипоренко, перепугавшись этого синего пуделя, стал от него отмахиваться во сне, завертелся, забрыкал на диване, на котором
спал, зацепился за покрывавшую стол скатерть и
упал, стащив с нею вслед за собою на пол графин с водою,
стакан, тарелку с сахаром и связку баранок.
— В таком случае ступайте домой, выпейте
стакан воды и ложитесь
спать, — возразил Печорин, пожав плечами, и хотел идти.
Право, я почувствовал желание швырнуть в него что
попало или треснуть его
стаканом по лбу, — так он был мне в эту минуту досадителен и даже противен своею безнадежною бестолковостью и беспомощностью… И только тут я понял всю глубину и серьезность так называемого «петровского разрыва»… Этот «Попэнджой» воочию убеждал, как люди друг друга не понимают, но спорить и рассуждать о романе было некогда, потому что появился комиссионер и возвестил, что время идти в вагон.
Спал я в эту ночь чудесно. Даже ни разу не проснулся. Это уж потом, в тюрьме, мне все мерещилось, как его ноги у меня под руками дрыгали и как рядом
стакан дребезжал… Зато как утром проснулся, так и ошалел от ужаса. «Господи, думаю, да неужели же это было не во сне? Ведь человека, человека мы убили с Михайлой!» Оделся я.
— Тоже, грешным делом, бывало, попересохнет в горле-то, так нарочно и закашляешься: и кашляешь и кашляешь, а тут такой приговор и ведешь: «Сватьюшки любезные, что-то в горле попершило, позакашлялось: нет ли у вас водицы испить, а коли воды нет, мы пьем и пивцо, а пивца нет, выпьем и винца!» Ну, и на другой хорошей свадьбе, где вином-то просто, тут же
стакана три в тебя вольют; так и считай теперь: сколько в целый день-то
попадет.
Руки у нее дрожали — взяла с умывальника
стакан, а он выскользнул из пальцев и
упал па пол, разбившись вдребезги.
— Ты смотришь, где кровать? — говорил Жуков, стоя в углу перед шкафом и звеня стеклом
стаканов. — Кровать рядом. Я
сплю здесь, на диване. Кровать у меня хорошая, двуспальная…
Когда он пришел домой, Маня была в постели. Она ровно дышала и улыбалась и, по-видимому,
спала с большим удовольствием. Возле нее, свернувшись клубочком, лежал белый кот и мурлыкал. Пока Никитин зажигал свечу и закуривал, Маня проснулась и с жадностью выпила
стакан воды.
Пришедши домой, он отлил несколько капель в
стакан с водою и, проглотив, завалился
спать.
Как напоется досыта, — вдруг сама без всякого приглашенья полный
стакан выпьет; но особеннее всего мне то было удивительно, как она этак выпьет, сейчас же у ней на тетку злость
нападает.
— Горазды ж вы оба спать-то, — молвил Патап Максимыч, допивая пятый либо шестой
стакан чаю. — Ведь ты от зимницы до Ялокши глаз не раскрыл, Яким Прохорыч, да и после того
спал вплоть до Воскресенья.
Старший штурман, сухой и старенький человек, проплававший большую часть своей жизни и видавший всякие виды, один из тех штурманов старого времени, которые были аккуратны, как и пестуемые ими хронометры, пунктуальны и добросовестны, с которыми, как в старину говорили, капитану можно было спокойно
спать, зная, что такой штурман не прозевает ни мелей, ни опасных мест, вблизи которых он чувствует себя беспокойным, — этот почтенный Степан Ильич торопливо допивает свой третий
стакан, докуривает вторую толстую папиросу и идет с секстаном наверх брать высоты солнца, чтобы определить долготу места.
Покончив с наблюдениями, смотритель маяка лег
спать, но зачем-то позвал меня к себе. Войдя в его «каюту», как он называл свою комнату, я увидел, что она действительно обставлена, как каюта. В заделанное окно был вставлен иллюминатор. Графин с водой и
стакан стояли в гнездах, как на кораблях. Кровать имела наружный борт, стол и стулья тоже были прикреплены к полу, тут же висел барометр и несколько морских карт. Майданов лежал в кровати одетый в сапогах.